Отец Александр (Симферополь, Крым)

Моё воцерковление началось спонтанно и неожиданно даже для самой себя. Столь же спонтанным было и решение пойти на первую в своей жизни исповедь. Что-то вроде самоиспытания — смогу/не смогу. Рассказать совершенно незнакомому мне человеку (пусть даже священнику) о самом сокровенном было задачей совсем не из лёгких. И вот стоя в очереди и теряя остатки аргументов, зачем мне всё это нужно, слышу слова подруги «это отец Александр, очень хороший батюшка». Подхожу к нему, читаю практически на автомате выписанные заранее грехи из книжки «В помощь кающемуся». Самым сложным было произнести «думала о самоубийстве».

Чуть позже, оставляя комментарий на форуме, посвящённом проблеме суицидов, я написала «мне навсегда распрощаться с этими мыслями помогла церковь и вера». Мне ответили «ну да, в аду-то гореть не хочется». На что я совершенно честно парировала «православие приносит здесь, на земле, столько радости, что умирать уже совсем не хочется».

Как человек, привыкший всё делать основательно и серьёзно, совсем скоро я поняла, что исповедоваться каждый раз у разных священников не совсем правильно и не совсем полезно. Духовника я искала почти год. Были и обиды на священников (в большинстве своём, конечно, несправедливые) и непонимание и недоразумения. И вот в один прекрасный момент я вновь вспомнила об отце Александре — о том священнике, кто принял мою первую исповедь. Я посмотрела на него со стороны, увидела, как он общается с прихожанами и практически его не зная, поняла, что это и есть тот человек, которому можно доверить всё, самые сокровенные мысли и чувства, а главное — через него просить прощения у Бога. Я пошла, что называется ва-банк. Просто подошла к нему и сказала: можно я буду всё время у вас исповедоваться? Услышала «приходите».

Отец Александр в корне изменил мои представления о священниках. До этого служитель церкви был для меня эдаким образом собирательным — старенький седовласый дедушка, совершающий молитвы и требы, с прихожанами практически не разговаривающий, а потому — лицо непознанное и загадочное. Отец Александр оказался полной противоположностью этому образу. Совсем не старый (ему нет ещё и сорока), волос длинных не носит, а главное — общается с тобой как самый обычный человек.

Какое-то время он был для меня просто посредником, я высказывала всё, что накопилось, каялась, просила прощения, выслушивала советы и наставления, но при этом совсем не была уверена, что батюшка помнит, кто я такая. Всё-таки народу в Кафедральном соборе очень много. Но вот когда он назвал меня по имени и, видя мои слёзы, спросил «что у вас случилось?», я поняла, что обрела не просто духовника, но и советчика и в какой-то степени даже друга.

Исповедь часто путают с психотерапией. Мол, выговоришься, получишь совет, станет легче. Забывая о главном — на исповедь нужно приносить не историю из жизни, а тот «сухой остаток», который ты из неё вынес. Выводы и уроки ты должен извлекать сам. Священник лишь проверяет это «домашнее задание». И ещё одна ошибка, с которой часто сталкиваются новички - они  идеализируют своего батюшку, преклоняются перед ним, заискивают и превозносят. А в итоге нарушают заповедь и сотворяют себе кумира...

Что мне дало наличие духовника и что сделал для меня отец Александр? Классически по пословице: капля точит камень. Громких слов он никогда не говорил, истин не открывал, как первоклассницу не отчитывал, наставлениями не донимал. «Старайтесь», — чаще всего слышала и слышу от него именно это. И каждый раз, находясь на пороге того или иного греха, нет-нет да и вспомню храм, аналой и стоящего рядом с ним отца Александра. И представляю, как нужно будет всё это ему рассказывать. И... нет, не страшно и порой даже не стыдно (чего уж греха таить), а чувство такое будто теряешь себя, отказываешься от лучшего в себе. Потому что олицетворением этого лучшего как раз и является для меня мой духовный батюшка. Его улыбка, его «Здравствуйте, Юлечка» его поздравления с праздниками, искренние и добрые благословения, его молитвы... Перед ним хочется быть искренней, «рисовка» становится здесь пошлым атавизмом, а доброта и милосердие — единственной формой человеческого существования. И каждый раз, выходя из храма в «большой и страшный мир», стараешься не расплескать это понимание истины, а оступившись, не идёшь, буквально-таки бежишь в храм — свой второй дом. Где тебя любят и ждут. Любую. Уставшую, унылую, несчастную, вновь «вляпавшуюся» в исповеданный многократно грех. Стоишь и не понимаешь, за какие такие заслуги тебе дана эта великая милость прощения. И почему тебе улыбается этот человек. Человек в рясе, стоящий всё же на ступеньку выше к Царствию Небесному.

Понять это едва ли стоит пытаться. Это сродни чувству ребёнка, которому в ответ на проказы, мама даёт конфетку и говорит «старайся больше так не делать, жить надо по совести». А совесть эта в такие моменты чаще всего и просыпается. И молитва тогда становится уже не просто набором кем-то придуманных слов. Она становится твоей личной просьбой и благодарностью. Именно с таким чувством я каждый день произношу: «Спаси, Господи, и помилуй отца моего духовного Александра и святыми его молитвами прости моя согрешения».